Т. III (1898 - 1900)

В третий том помимо стихотворений входят небольшая драматическая поэма («Он и она. Два слова») и два крупных драматических произведения:


«На пути к Востоку» (Драматическая поэма)


«Вандэлин» (Весенняя сказка)

СТИХОТВОРЕНИЯ

НОВЫЕ ПЕСНИ

 * * *

В моем незнанье – так много веры
В расцвет весенний грядущих дней;
Мои надежды, мои химеры
Тем ярче светят, чем мрак темней.

В моем молчанье – так много муки,
Страданий гордых, незримых слез
Ночей бессонных, веков разлуки,
Неразделенных, сожженных грез.

В моем безумье – так много счастья,
Восторгов жадных, могучих сил,
Что сердцу страшен покой бесстрастья,
Как мертвый холод немых могил.

Но щит мне крепкий – в моем незнанье
От страха смерти и бытия,
В моем молчанье – мое призванье,
Мое безумье – любовь моя.

 В САРКОФАГЕ

Мне снилось – мы с тобой дремали в саркофаге,
Внимая, как прибой о камни бьет волну.
И наши имена горели в чудной саге
	Двумя звездами, слитыми в одну.

Над нами шли века, сменялись поколенья,
Нас вихри замели в горячие пески;
Но наши имена, свободные от тленья,
	Звучали в гимнах страсти и тоски.

И мимо смерть прошла. Лишь блеск ее воскрылий
Мы видели сквозь сон, смежив глаза свои.
И наши имена, струя дыханье лилий,
	Цвели в преданьях сказочной любви.

Стихотворение представляет собой вариацию

на тему стих. Э.По «Аннабель Ли», (пер.Бальмонта).

Бальмонт, в свою очередь, откликался на него несколько раз:

«Венчание»,

«Неразлучимые»,

«Заклятые»

«Белый луч».

МОЙ ЗАМОК

Мой светлый замок так велик,
Так недоступен и высок,
Что скоро листья повилик
Ковром заткут его порог.


И своды гулкие паук
Затянет в дым своих тенет,
Где чуждых дней залетный звук
Ответной рифмы не найдет.


Там шум фонтанов мне поет,
Как хорошо в полдневный зной,
Взметая холод вольных вод,
Дробиться радугой цветной.


Мой замок высится в такой
Недостижимой вышине,
Что крики воронов тоской
Не отравили песен мне.


Моя свобода широка,
Мой сон медлителен и тих,
И золотые облака,
Скользя, плывут у ног моих.

 СЕРАФИМЫ

Резнею кровавой на время насытясь,
Устали и слуги, и доблестный витязь, -
И входят под своды обители Божьей,
Где теплятся свечи Господних подножий.
И с кроткой улыбкой со стен базилики
Глядят серафимов блаженные лики.

Палач, утомленный уснул на мгновенье,
Подвешенной жертвы растет исступленье.
На дыбе трепещет избитое тело.
Медлительным пыткам не видно предела.
А там, над землею, над тьмою кромешной,
Парят серафимы с улыбкой безгрешной.

В глубоком «in pace"*, без воли и силы
Монахиня бьется о камни могилы.
В холодную яму, где крысы и плесень,
Доносится отзвук божественных песен.
То с гулом органа, в куреньях незримых,
"Осанна! Осанна!» поют серафимы.

* In pace – букв. «в мире» (лат.) -
тюрьма, каменный мешок.

 ВОСТОЧНЫЕ ОБЛАКА

Идут, идут небесные верблюды,*
По синеве вздымая дымный прах.
Жемчужин-слез сверкающие груды
Несут они на белых раменах.

В вечерний час, по розовой пустыне,
Бесследный путь оставив за собой,
К надзвездной Мекке, к призрачной Медине
Спешат они, гонимые судьбой.

О, плачьте, плачьте! Счет ведется строго.
Истают дни, как утренний туман, –
Но жемчуг слез в сокровищницу Бога
Перенесет воздушный караван.

* Образ облаков-верблюдов – в стих. Бальмонта

«В синем храме».

Ср. также название сборника Елены Гуро «Небесные верблюжата».

 ПРОБУЖДЕННЫЙ ЛЕБЕДЬ

		«И дрогнет лебедь пробужденный,
		Моя бессмертная душа».
					Т. II
Страдала я – и не был ты со мной.
	Я плакала – ты был далеко.
Уныл и сер лежал мой путь земной, –
	Я изнывала одиноко.

Те дни прошли. Не все мы рождены
	Для подвига самозабвенья.
В моей душе такие дышат сны,
	Такие блещут откровенья,
Что самый мир, что самый круг земли,
	Замкнутый небом, кажется мне тесен,
И нет границ для грез и песен;
	Для звуков, тающих вдали.

Страдала я, когда ты был далеко.
Я плакала, что нет тебя со мной.
И в жизни я избрала путь иной,
	Чтоб не томиться одиноко.
В иную жизнь, к иному торжеству
Расправил крылья лебедь пробужденный.
Я чувствую! Я мыслю! Я живу!
Я властвую душой непобежденной!
То с бурями, то с лунной тишиной
Безбрежный путь раскинулся широко…
Я не ропщу, что нет тебя со мной,
	Не плачу я, что ты далеко.

 УТРО НА МОРЕ

Утро спит. Молчит волна
В водном небе тишина,
Средь опаловых полей
Очертанья кораблей
Тонким облаком видны
Из туманной белизны.

И как сон, неясный сон,
Обнял море небосклон.
Сферы влажные стеснил,
Влагой воздух напоил.
Все прозрачней, все белей
Очертанья кораблей.

Вот один, как тень, встает,
С легкой зыбью к небу льнет,
Сонм пловцов так странно тих,
Лики бледные у них.
Кто они? куда плывут?
Где воздушный их приют?

День порвал туман завес –
Дня не любит мир чудес.
В ширь раздался небосвод,
Заалела пена вод,
И виденья-корабли
Смутно канули вдали.
1898, Крым

Ср. стих. Бальмонта «Чары месяца».

 ВЕЧЕР В ГОРАХ

За нами месяц, пред нами горы,
Мы слышим море, мы видим лес.
Над нами вечность, где метеоры
Сгорают, вспыхнув во мгле небес.

Темнеет вечер. Мы ждем ночлега.
Мы ищем счастья, но счастья нет.
Слабеют кони, устав от бега.
Бессильны грезы сожженных лет.

Ленивым шагом мы едем кручей.
Над нами гаснут уступы гор.
Мы любим бездну и шум могучий,
Родного моря родной простор.

Уж близко, близко. Уж манит взоры
Огней селенья призывный свет
За нами месяц. Пред нами горы.
Мы ждали счастья, но счастья нет.
1898, Крым

Ср. стих. Бальмонта «Чары месяца»,

«Среди камней».

 В БЕЛУЮ НОЧЬ

Все спит иль дремлет в легком полусне.
Но тусклый свет виденье гонит прочь.
Тоска растет и грудь сжимает мне,
И белая меня тревожит ночь.

Смотрю в окно. Унылый, жалкий вид.
Две чахлые березки и забор.
Вдали поля. – Болит душа, болит,
И отдыха напрасно ищет взор.

Но не о том тоскую я теперь,
Что и вдвоем бывала я одна,
Что в мир чудес навек закрыта дверь,
Что жизнь моя пуста и холодна.

Мне тяжело, что близок скучный день,
Что деревцам желтеть не суждено,
Что покосился ветхий мой плетень
И тусклый свет глядит в мое окно.

 * * *

Ляг, усни. Забудь о счастии.
Кто безмолвен – тот забыт.
День уходит без участия,
Ночь забвеньем подарит.

Под окном в ночном молчании
Ходит сторож, не стуча.
Жизнь угаснет в ожидании,
Догорит твоя свеча.

Верь, не дремлет Провидение,
Крепко спят твои враги.
За окном, как символ бдения,
Слышны тихие шаги.

Да в груди твоей измученной
Не смолкает мерный стук,
Долей тесною наученный,
Сжатый холодом разлук.

Это – сердце неустанное
Трепет жизни сторожит.
Спи, дитя мое желанное,
Кто безмолвен – тот забыт.

 В НАШИ ДНИ

Что за нравы, что за время!
Все лениво тащат бремя,
Не мечтая об ином.
Скучно в их собраньях сонных,
В их забавах обыденных,
В их веселье напускном.

Мы, застыв в желаньях скромных,
Ищем красок полутемных,
Ненавидя мрак и свет.
Нас не манит призрак счастья,
Торжества и самовластья,
В наших снах видений нет.

Все исчезло без возврата.
Где сиявшие когда-то
В ореоле золотом?
Те, что шли к заветной цели,
Что на пытке не бледнели,
Не стонали под кнутом?

Где не знавшие печалей,
В диком блеске вакханалий
Прожигавшие года?
Где вы, люди? – Мимо, мимо!
Все ушло невозвратимо,
Все угасло без следа.

И на радость лицемерам
Жизнь ползет в тумане сером
Безответна и глуха.
Вера спит. Молчит наука.
И царит над нами скука,
Мать порока и греха.

 * * *

He сердись на ветер жгучий,
Что средь каменных громад
Он забыл простор могучий
И разносит дым и чад;


Что от выси лучезарной
Он, склонив полет живой,
Дышит тягостью угарной
Раскаленной мостовой.


Взмах один воскрылий сонных —
И открыт забытый след.
Снова листьев благовонных
Потревожит он расцвет.


Заиграется на воле
С белым облаком вдали —
И всколышет в дальнем поле
Позлащенные стебли.

 * * *

Восходит месяц златорогий –
И свет холодный, но живой,
Скользит над пыльною дорогой,
Над побелевшею листвой.

Колосья клонятся дремливо
О, сон! – желанный мир пролей,
Слети, как радостное диво,
На ширь взволнованных полей.

Обвей прощеньем и забвеньем
Мои отравленные дни, –
И благодатным дуновеньем
Ресниц воскрылия сомкни.

НАСТУРЦИИ

 (песня без слов)

Розоватым пламенем зари
Засветился серебристый вал.
Спишь ли ты, единственный? – Смотри,
Как на море ветер заиграл.
Как цветы настурций, будто сон,
Обвили стеклянный мой балкон,
Чтоб качаться тихо, и висеть,
И сплетаться в огненную сеть.

Я смотрю сквозь зелень их листов
На свободу ветра и волны.
И поется песнь моя без слов,
И роятся сказочные сны.
И мечты нездешней красоты
Обвивают душу, как цветы,
Как цветы из крови и огня,
Как виденья царственного дня.

Образ красных цветов – ср. в стих. Бальмонта
«Красный цвет»

 НЕРЕИДА

Ты – пленница жизни, подвластная,
А я – нереида свободная.
До пояса – женщина страстная,
По пояс – дельфина холодная.

Любуясь на шири раздольные
Вздымаю вспененные волны я.
Желанья дразню недовольные,
Даю наслажденья неполные.

И песней моей истомленные
В исканьях забвения нового,
Пловцы погибают влюбленные
На дне океана лилового.

Тебе – упоение страстное,
Мне – холод и влага подводная.
Ты – пленница жизни, подвластная
А я – нереида свободная.

Ср. стих. Бальмонта  «Нереида»

 АНГЕЛ НОЧИ

Мне не надо наслаждений
	Мимолетной суеты.
Я живу среди видений*
	Очарованной мечты.

Только ангел темной ночи
	Свеет к ложу моему,
Я замру, вперяя очи
	В неразгаданную тьму.

И с тоской неутолимой
	В полусонной тишине
Кто-то близкий и любимый
	Наклоняется ко мне.

Я шепчу ему с тревогой:
	Сгинь, ночное колдовство.
Ангел ночи, ангел строгий
	Бдит у ложа моего.

Но в смущении бессилья
	Чистый ангел мой поник,
И трепещущие крылья
	Закрывают бледный лик.

Ср стих. Бальмонта «Печальница»

 ЗАКЛИНАНИЕ XIII В.

	“Aux ombres de l’enfer je parle sans effroi,*
	Je leur imposerai ma volonte pour loi!”

О, яви мне, Господь, милосердие въявь
И от призраков смерти и ларвов избавь,
И сойду я во ад, и сыщу их в огне,
Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.

И я ночи скажу, чтобы свет излила.
Солнце, встань! – Будь луна и бела и светла!
Я к исчадиям ада взываю в огне,
Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.

Безобразно их тело и дики черты,
Но хочу я, чтоб демоны стали чисты.
К неимущим имен я взываю в огне:
Да смирятся и, падши, поклонятся мне.

Их отверженный вид ужасает меня,
Но я властен вернуть им сияние дня,
Я, сошедший во ад, я, бесстрашный в огне,
Да смирятся – и, падши, поклонятся мне.

* К теням ада я взываю без страха
Я налагаю на них мою волю по закону (фр.).

 ЭЛЕГИЯ

Свершится. Замолкнут надежды,
Развеется ужас и страх.
Мои отягченные вежды
Сомкнутся в предсмертных мечтах.

Быть может, в гробу мне приснится –
Кто будет склоняться над ним,
Кто будет рыдать и молиться
Над трупом холодным моим.

Но дух мой дорогою ближней
Поднимется в дальнюю высь,
Где сонмы неведомых жизней
В созвездиях вечных сплелись.

 ЖЕЛТЫЙ ИРИС

Как хорош, как пригож мой развесистый сад,
Где узорные сосны недвижно стоят.
Весь пропитан смолой их лесной аромат.
Как хорош, как пригож мой запущенный сад.

Я устала смотреть, как струится поток,
Как глядится в него одинокий цветок,
Желтый венчик его, будто шлем золотой,
Блещет в сумраке грез непокорной мечтой.

Я пошла на лужайку, где ныла пчела,
Где разросся жасмин и сирень отжила,
Где рассыпала жимолость розовый цвет,
Где жужжанье и свет, где молчания нет.

Я бродила в тени, под навесом ветвей,
Где прохлада и тишь, где мечтанье живей,
Где по мшистой траве и бледна и чиста
Белых лилий сплелась молодая чета.

Я искала огня – и наскучил мне зной,
Но томилась душа в полутени больной.
О, как грустно одной в этой чаще глухой,
Где назойлива жизнь и неведом покой.

Я вернулась я вновь в мой заветный приют,
Где сказанья, как волны, плывут и поют,
Где журча по камням, так певуч, так глубок,
О прошедшем звенит говорливый поток.

И дремлю я, и внемлю. И грезится мне
О далеких веках, о забытой стране.
И на тонком стебле тихо клонится вниз
Символ рыцарских дней – благородный ирис.

 ВАЛЬС

	1.

В сиянии огней
Блестящий длился бал.
Все тише, все нежней
Старинный вальс играл.
	В кругу нарядных пар
	Плыву я сквозь туман.
	Гирляндой нэнюфар
	Обвит мой тонкий стан.
Болотная трава
Скрывает мрамор плеч,
Условна и мертва
Моя пустая речь.
	Чужой руки едва
	Касается рука,
	Ответные слова
	Звучат издалека.

		2.

Этот вальс мне напомнил сгорающий день;*
	Золотисто-румяный закат.
На террасе акаций подвижную тень,
	Майских девственных роз аромат.

В дымке алой, с весенним цветком на груди,
	Я смотрю в беспредельную даль.
«Где ты, радостный мой» – я твержу, – «Погляди
	На мою молодую печаль!»

Но была я чиста, и, как снег, холодна,
	И свободна, как ветер степной.
Никого не любя, я томилась одна.
	Отчего же ты не был со мной?

		3.

	От пламени огней
	Устало никнет взор,
	Чело теснит больней
	Опаловый убор.
Затоптан мой наряд
В толпе безумных пар.
Увядшие висят
Гирлянды нэнюфар.
	В чужой руке мертва
	Забытая рука,
	Обычные слова
	Звучат издалека.
И в пестрой суете
Померк блестящий бал.
О девственной мечте
Старинный вальс рыдал.

Стихотворение представляет собой отклик на стих. Бальмонта
«Зимний ландыш»
Ср. также его стих. *"Минута».

 * * *

Далекие звезды, бесстрастные звезды
Грустили на небе горячего Юга.
Наскучили звездам эфирные гнезда,
К свободе они призывали друг друга.

— Дорогу! дорогу! Раздайтесь, светила!
Свободная мимо несется комета,
Огнистую косу она распустила
И мчится, пьянея от счастья и света.

«Свободы!» запели лазурные луны,
На алых планетах зажегся румянец.
От солнц потянулись звенящие струны –
И тихо понесся торжественный танец.

И дрогнули хоры, незримые оку,
Что блещут в пространствах жемчужной росою.
«Свободы, свободы! Умчимся к востоку,
Вослед за кометой с огнистой косою».

Когда же для света и радости вечной,
Исчезла последняя светлая пара,
Послышались вздохи во тьме бесконечной
Земли позабытой тяжелого шара.

— Завет мой – гудел он – нарушил я с ними.
Я скован. Закрылись небесные очи».
И грузно цепями гремя вековыми
Он ринулся в бездну зияющей ночи.

 * * *

Отравлена жаркими снами
Аллея, где дышат жасмины,
Там пчелы, виясь над цветами,
Гудят, как струна мандолины.

И белые венчики смяты,
Сгибаясь под гнетом пчелиным,
И млеют, и льют ароматы,
И внемлют лесным мандолинам.

 * * *

Я хочу умереть молодой,
Не любя, не грустя ни о ком,
Золотой закатиться звездой,*
Облететь неувядшим цветком.
Я хочу, чтоб на камне моем
Истомленные долгой враждой
Находили блаженство вдвоем,
Я хочу умереть молодой!

Схороните меня в стороне
От докучных и шумных дорог,
Там, где верба склонилась к волне,
Где желтеет некошенный дрок.
Чтобы сонные маки цвели,
Чтобы ветер дышал надо мной
Ароматами дальней земли.
Я хочу умереть молодой!

Не смотрю я на пройденный путь,
На безумье растраченных лет,
Я могу беззаботно уснуть,
Если гимн мой последний допет.
Пусть не меркнет огонь до конца
И останется память о той,
Что для жизни будила сердца.
Я хочу умереть молодой!

* Ср. стих. Бальмонта «Золотая звезда»

II

ПОД РОПОТ АРФЫ ЗЛАТОСТРУННОЙ

 ГИМН РАЗЛУЧЕННЫМ

В огне зари – и ночи лунной
И в тусклом сумраке ненастия,
Под ропот арфы златострунной
Я долго плакала о счастии.

Но скрытых мук все крепли звуки,
В мольбе, к забвенью призывающей.
О, истомленные в разлуке,
Поймите мой напев рыдающий!

Как тяжело мое изгнанье,
Как пуст мой замок заколдованный!
Блажен, кто верит в миг свиданья
Душой, к блаженству уготованной.

Бледнеет день, сгорев напрасно.
О, молодость, мое страдание!
Безумна ты, но ты прекрасна
В самом безумье ожидания.

В немую даль смотрю я жадно;
Колосья нив заглохли в тернии,
И круг земли так безотрадно
Уходит в небеса вечерние.

Плывет туман. Змеятся реки.
Пылится путь, бесследно тающий.
О, разлученные навеки,
Для вас пою мой гимн рыдающий!

Остановись! – Ты быстротечна,
О, жизнь моя, мое страдание!
Блажен, блажен, кто верит вечно,
Пред кем бессильно ожидание.

Но ты далек, мой светлый гений,
Мой луч, мой ясный, мой единственный,
Оставлен храм – и нет курений,
И стынет жертвенник таинственный.

Угас мой день в лиловой дали,
Свернулся мак. Измяты лилии.
О, пойте гимн моей печали,
Вы – изнемогшие в бессилии!
Ср. стих. Бальмонта «Разлученные»

 * * *

Белая нимфа – под вербой печальной
Смотрит в заросший кувшинками пруд.
Слышишь? Повеяло музыкой дальной…
	Это фиалки цветут.

Вечер подходит. Еще ароматней
Будет дышать молодая трава.
Веришь?... Но трепет молчанья понятней,
	Там, где бессильны слова.

 * * *

Власти грез отдана,
Затуманена снами,
Жизнь скользит, как волна,
За другими волнами.

Дальний путь одинок.
В океане широком
Я кружусь, как цветок,
Занесенный потоком.

Близко ль берег родной,
Не узнаю вовеки,
В край плыву я иной,
Где сливаются реки.

И зачем одинок
Путь на море широком –
Не ответит цветок,
Занесенный потоком.


 * * *

Поля, закатом позлащенные,
Уходят в розовую даль.
В мои мечты неизреченные
Вплелась вечерняя печаль.

Я вижу, там, за гранью радостной,
Где краски дня сбегают прочь,
На вечер ясный, вечер благостный
Глядит тоскующая ночь.

Но в жизни тусклой и незначущей
Бывают царственные сны.
Они к страдающей и плачущей
Слетят с воздушной вышины.

Нашепчут райские сказания
Ветвям акаций и берез
И выпьют в медленном лобзании
Росу невыплаканных слез.

 * * *

Горячий день не в силах изнемочь,
Но близится торжественная ночь
И стелет мрак в вечерней тишине.
Люби меня в твоем грядущем сне.

Я верю, есть таинственная связь,
Она из грез бессмертия сплелась,
Сплелась меж нами в огненную нить
Из вечных слов: страдать, жалеть, любить.

Еще не всплыл на небо лунный щит,
Еще за лесом облако горит,*
Но веет ночь. – О, вспомни обо мне!
Люби меня в твоем грядущем сне.

Ср. стих. Бальмонта «Разлученные».

 * * *

Светлое царство бессмертной идиллии,
Лавров и мирт зеленеющий лес.
Белые розы и белые лилии
В отблеске алом зажженных небес.

Кто это входит походкой медлительной?
Веспер играет над бледным челом.
Долог и труден был путь утомительный, -
Вспомнишь ли здесь о скитанье былом?

Кто ты, несущий печать откровения,
Близкий и чуждый всегда для меня?
Вечер  иль сон? – Или призрак забвения,
Светлая тень отлетевшего дня?

В черной одежде – колючие тернии...
Лик твой измучен и голос твой тих.
Грустно огни отразились вечерние
В мраке очей утомленных твоих.

Странник, останься! Забудь о скитании,
Вечную жажду навет утоли.
Арфы незримой растет трепетание,
Море и небо сомкнулись вдали.

Падают руки в блаженном бессилии,
Сладкое душу томит забытье...
Розы и лилии, – розы и лилии -
Млея, смешали дыханье свое.

 ОСЕННИЙ ЗАКАТ

О свет прощальный, о свет прекрасный,
Зажженный в высях пустыни снежной,
Ты греешь душу мечтой напрасной,
Тоской тревожной, печалью нежной.

Тобой цветятся поля эфира,
Где пышут маки небесных кущей.
В тебе слиянье огня и мира,
В тебе молчанье зимы грядущей.

Вверяясь ночи, ты тихо дремлешь
В тумане алом, в дали неясной.
Молитвам детским устало внемлешь,
О свет прощальный, о свет прекрасный!

Ср. стих. Бальмонта«Я вольный ветер...»

 ЦВЕТЫ БЕССМЕРТИЯ

В бессмертном царстве красоты,
Где вечно дышит утро раннее,
Взрастают белые цветы, –
Их нет прекрасней и желаннее.

Два грифа клад свой сторожат,
Как древо жизни и познания.
И недоступен тайный сад,
И позабыты заклинания.

Но чьи мечты – как снег чисты,
Тот переступит круг таинственный.
Там буду я. Там будешь ты,
О, мой любимый, мой единственный!

Тебе, отмеченный судьбой,
Цветы, бессмертием взращенные.
И грифы лягут пред тобой,
У ног твоих, порабощенные.

III

ПОД НЕБОМ РОДИНЫ

 МЕТЕЛЬ

	Расстилает метель
	Снеговую постель
Серебристая кружится мгла.
	Я стою у окна,
	Я больна, я одна
И на сердце тоска налегла.

	Сколько звуков родных,
	Голосов неземных,
Зимний ветер клубит в вышине.
	Я внимаю, – и вот,
	Колокольчик поет.
То не милый ли мчится ко мне?

	Я бегу на крыльцо.
	Ветер бьет мне в лицо.
Ветер вздох мой поймал и унес:
	«Милый друг мой, скорей
	Сердцем сердце согрей,
Дай отраду утраченных слез!

	Не смотри, что измят
	Мой венчальный наряд,
Что от мук побледнели уста.
	Милый друг мой, скорей
	Сердцем сердце согрей, –
И воскреснет моя красота»

	Жду я. Тихо вдали.
	Смолкли звуки земли.
Друг далеко, – забыл обо мне.
	Только ветер не спит.
	И гудит и твердит
О свиданье в иной стороне.

Стихотворение повторяет размер стих. Бальмонта
»«Крымская картинка»,
Ср. его же стих. «Разлученные».

 ДУРМАН

		1.

	Тише, бор. Усни, земля,
	Спите, чистые поля.
	Буйный ветр, приляг к земле.
	Скройтесь, горы, в синей мгле.

	Отгорел усталый день,
	По долам густеет тень.
	Почернел, как уголь, лес,
	Ждет полуночных чудес.

	Месяц вздул кровавый рог.
	На распутье трех дорог,
	Вещим светом осиян,
	Распускается дурман.

	2.

Он, как ландыш над водой,
Белой светится звездой.
В лепестках, где зреет яд,
Семена его блестят.

Вихрь степной рассеет их
Меж цветов и трав степных,
По деревьям, по кустам,
Разметает тут и там.

И на крылья вольных птиц,
И на шелк густых ресниц
Бросит легкое зерно;
Пышный цвет дает оно.

		3.

	Над равнинами плывет
	Ядовитый пар болот.
	Чуть белеет сквозь туман
	Расцветающий дурман.

	От дурмана три пути:
	Вправо ль жребий твой идти –
	В злой разлуке смерть найдешь;
	Влево – милую убьешь.

	Если прямо ляжет путь, –
	Вихрь твою иссушит грудь,
	И горя меж двух огней,
	Ты погибнешь вместе с ней.

	4.

Бедный друг мой, не грусти,
Не кляни, забудь, прости!
Наша радость отжита,
День угас – и я не та.

Как тростник, поник мой стан,*
Пред очами всплыл туман.
Вихрь степной меня сломил,
В сердце семя заронил.

И растет, растет оно,
Придорожное зерно;
Вспоен кровью жгучих ран,
Распускается дурман.

*Ср. стих. Бальмонта «Печальница";
«Белладонна».

V

ЛЕГЕНДЫ И ФАНТАЗИИ

 СВЯТОЧНАЯ СКАЗКА

Алеет морозный туман.
Поля снеговые безмолвны.
И ветра полуночных стран
Струятся холодные волны.

Хрустальная башня блестит
Вознесшись над снежной пустыней.
На кровле – серебряный щит,
На окнах – сверкающий иней.

Там в шубках из белой парчи
Гадают царевны-снегурки,
Льют воду с топленой свечи,
Играют то в прятки, то в жмурки.

Их дедушка грозен теперь,
Не выйдет взглянуть на царевен;
Замкнул он скрипучую дверь,
Сидит неприступен и гневен.

Пред ним, на колени упав,
В веночке из почек березы,
В одежде из листьев и трав,
Красавица молит сквозь слезы:

«Пусти меня, грозный, пусти!
Я выйду в широкое поле,
Фиалок нарву по пути
Наслушаюсь песен о воле».

«Вот, глупая! – молвил Мороз:
Там вьюга, не знаешь ли, что ли?
Сугробами ветер занес
И поле, и песни о воле».

«Я с вьюгою справлюсь сама,
Лишь выглянуть дай мне в оконце,
И спрячется в землю зима,
И реки оттают на солнце».

Мороз так и обмер: «Посмей!
А выглянешь если без спросу,
Я мигом отрежу, ей-ей,
Твою золотистую косу!..

И с плачем запела Весна,
Разлилась серебряным звоном,
О неге весеннего сна,
О рощах, о луге зеленом.

О солнце, о плеске весла
По глади прозрачной и синей…
И вьюга ту песнь понесла
Далеко над снежной пустыней.

Ср. стих. Бальмонта«Веселая затворница».

 РОДОПИС

		1.

Там далеко-далеко, где навис очарованный лес,
Где купается розовый лотос в отраженной лазури небес,
Есть преданье о нежной Родопис, приходившей тревожить волну,
Погружать истомленное тело в голубую, как день, глубину.

И орел, пресышенный звездами, совершая заоблачный путь,
Загляделся на кудри Родопис, на ее лебединую грудь,
И сандалию с ножки чудесной отыскав меж прибрежных камней,
Близ Мемфиса, в сады фараона полетел он с добычей своей.

Под ветвями кокосовой пальмы раззолоченный высился трон,
Где свой суд прел толпой раболепной самовластно вершил фараон.
И орел над престолом владыки на минуту помедлил, паря,
И бесценную, легкую ношу уронил на колени царя…

И царицею стала Родопис, и любима была – потому,
Что такой обольстительной ножки не приснилось еще никому…
Это было на радостном Юге в очарованном мире чудес,
Где купается розовый лотос в синеве отраженных небес.

	2.

Каждый вечер, на закате
Солнца гневного пустыни
Оживает и витает
Призрак, видимый доныне.

Призрак Южной Пирамиды,
Дух тревожный, дух опасный,
Вьется с вихрями пустыни
В виде женщины прекрасной.

Это – царственной Родопис
Вьется призрак возмущенный,
Не смирившейся пред смертью,
Не простившей, не прощенной.

Скучно женщине прекрасной,
Полной чарами былого
Спать в холодном саркофаге
Из базальта голубого.

Ведь ее души могучей,
Жажды счастья и познанья
Не сломили б десять жизней,
Не пресытили б желанья.

И душа ее мятется
Над пустынею безгласной
В виде женщины забытой,
Возмущенной и прекрасной.

 ЭНИС-ЭЛЬ-ДЖЕЛЛИС

В узорчатой башне ютился гарем
Владыки восточной страны,
Где пленницы жили не зная, зачем,
Томились и ждали весны.

Уж солнце склонялось к жемчужной волне,
Повеяло ветром и сном.
Неведомый рыцарь на белом коне
Подъехал и – стал под окном.

Он видел, как птицы, коснувшись окна,
Кружились и прядали вниз.
Он видел – в гареме всех краше одна,
Рабыня Энис-эль-Джеллис.

Уста молодые алели у ней,
Как розы полуденных стран.
Воздушней казался вечерних теней
Ее обольстительный стан.

На солнце пушистые косы вились,
Как два золотые ручья.
И рыцарь воскликнул: «Энис-эль-Джеллис,
Ты будешь моя – иль ничья».

И солнце в ночные чертоги свои
По красным сошло облакам.
Да славится имя бессмертных в любви, –
Оно передастся векам.

	Разрушена башня. На темной скале
	Безмолвный стоит кипарис.
	Убитая, дремлет в холодной земле
	Рабыня Энис-эль-Джеллис.

 ШМЕЛЬ

	O Belzebub! O roi de mouches qui bourdonnent*
		Из старого заклинания

О, Вельзевул, о царь жужжащих мух,
От звонких чар меня освободи!
Сегодня днем тебе подвластный дух
Звенящий яд разлил в моей груди.

С утра, весь день, какой-то красный шмель
Гудел и ныл, и вился вкруг меня.
В высокий зал и в теплую постель
Он плыл за мной, назойливо звеня.

Я вышла в сад, где желтых георгин
Разросся куст и лилии цвели.
Он надо мной, сверкая как рубин,
Висел недвижно в солнечной пыли.

Я сорвала немую иммортель
И подошла к колодцу. Парил зной.
За мной следил докучный, звонкий шмель,
Сверлил мой ум серебряной струной.

И под жужжанье тонких, жгучих нот
Я заглянула вглубь. О, жизнь моя!
О, чистый снег нетронутых высот, –
Чтo видела, чтo угадала я!

Проклятый шмель, кровавое зерно
Всех мук земных, отчаянье и зло,
Ты мне открыл таинственное дно,
Где разум мой безумье погребло!..

И целый день ждала я, целый день,
Что мрак ночной рассеет чары дня.
Но мрак растет. За тенью реет тень;
А звонкий шмель преследует меня.

Я чуть дышу заклятия без слов.
Но близок он – и бешенством налит,
Летит ко мне в мой розовый альков,
И тонким гулом сердце леденит.

В глазах темно. Дыханье тяжелей.
Он не дрожит пред знаменьем креста.
Как страшный дух оставленных полей,
Раздутый ларв, он жжет мои уста.

Но с ужасом безумья и тоской
Нежданно в грудь ворвался алый звон,
Как запах роз, как царственный покой,
Как светлых мух лучистый легион.

О, Вельзевул, о царь жужжащих пчел,
От звонких чар освободи меня!
Пурпурный цвет раскрылся и отцвел,
И пышный плод созрел под зноем дня.

* О, Вельзевул! О царь жужжащих мух! (франц.)

 В ЧАС ПОЛУДЕННЫЙ

		И был искушен Адам в час полуденный,
		когда уходят ангелы
		поклоняться перед престолом Божиим.
			(из Апокалипсиса Моисея)

Бойтесь, бойтесь в час полуденный выйти на дорогу,
В этот час уходят ангелы поклоняться Богу.
Духи злые, нелюдимые, по земле блуждая,
Отвращают очи праведных от преддверья рая.

	У окна одна сидела я, голову понуря
	С неба тяжким зноем парило. Приближалась буря
	В красной дымке солнце плавало огненной луною
	Он – нежданный, он – негаданный тихо встал за мною.

	Он шепнул мне: «Полдень близится, выйдем на дорогу,
	В этот час уходят ангелы поклоняться Богу
	В этот час мы, духи вольные, по земле блуждаем,
	Потешаемся над истиной и над светлым раем.

	Полосой ложится серою скучная дорога,
	Но по ней чудес несказанных покажу я много».
	И повел меня неведомый по дороге в поле.
	Я пошла за ним, покорная сатанинской воле.

	Заклубилась пыль, что облако, на большой дороге.
	Тяжело людей окованных бьют о землю ноги.
	Без конца змеится-тянется пленных вереница,
	Все угрюмые, все зверские, все тупые лица.

	Ждут их храма карфагенского мрачные чертоги,
	Ждут жрецы неумолимые, лютые как боги.
	Пляски жриц, их беснования, сладость их напева
	И колосса раскаленного пламенное чрево.

	«Хочешь быть, – шепнул неведомый жрицею Ваала,
	Славить идола гудением арфы и кимвала,
	Возжигать ему курения, смирну с киннамоном,
	Услаждаться теплой кровию и предсмертным стоном?»

	«Прочь, исчадья, прочь, хулители!» я сказала строго, –
	Предаюсь я милосердию всеблагого Бога».
	Вмиг исчезло наваждение. Только черной тучей
	Закружился вещих воронов легион летучий.

Бойтесь, бойтесь в час полуденный выйти на дорогу,
В этот час уходят ангелы поклоняться Богу,
В этот час бесовским воинствам власть дана такая,
Что трепещут души праведных у преддверья рая!

 САЛАМАНДРЫ

Тишина. Безмолвен вечер длинный,
Но живит камин своим теплом,
За стеною вальс поет старинный,
Тихий вальс, грустящий о былом.

Предо мной на камнях раскаленных
Саламандр кружится легкий рой.
Дышит жизнь в движеньях исступленных,
Скрыта смерть их бешеной игрой.

Все они в одеждах ярко-красных
И копьем качают золотым,
Слышен хор их шепотов неясных,
Внятна песнь, беззвучная, как дым: –

	«Мы – саламандры, блеск огня,
	Мы – дети призрачного дня,
	Огонь – бессмертный наш родник,
	Мы светим век, живем лишь миг.

	Во тьме горит наш блеск живой,
	Мы вьемся в пляске круговой,
	Мы греем ночь, мы сеем свет,
	Мы сеем свет, где солнца нет.

	Красив и страшен наш приют,
	Где травы алые цветут,
	Где вихрь горячий тонко свит,
	Где пламя синее висит,

	Где вдруг внезапный метеор
	Взметнет сверкающий узор
	И желтых искр пурпурный ход
	Завьет в бесшумный хоровод.

	Мы – саламандры, блеск огня,
	Мы – дети призрачного дня.
	Смеясь, кружась, наш легкий хор
	Ведет неслышный разговор.

	Мы в черных угольях дрожим,
	Тепло и жизнь оставим им.
	Мы – отблеск реющих комет,
	Где мы – там свет, там ночи нет.

	Мы на мгновенье созданы,
	Чтоб вызвать гаснущие сны,
	Чтоб камни мертвые согреть,
	Плясать, сверкать – и умереть».

IV

В ЛУЧАХ ВОСТОЧНЫХ ЗВЕЗД

 * * *

Я хочу быть любимой тобой
Не для знойного, сладкого сна,
Но чтоб связаны вечной судьбой
Были наши навек имена.

Этот мир так отравлен людьми.
Эта жизнь так скучна и темна.
О, пойми, – о, пойми, – о, пойми!
В целом свете всегда я одна.

Я не знаю, где правда, где ложь,
Я затеряна в мертвой глуши.
Что мне жизнь, если ты оттолкнешь
Этот крик наболевшей души?

Пусть другие бросают цветы
И мешают их с прахом земным.
Но не ты – но не ты – но не ты!
О, властитель над сердцем моим.

И навеки я буду твоей,
Буду кроткой, покорной рабой,
Без упреков, без слез, без затей.
Я хочу быть любимой тобой.

 * * *

О божество мое с восточными очами,
Мой деспот, мой палач, взгляни, как я слаба!
Ты видишь – я горжусь позорными цепями,
	Безвольная и жалкая раба.

Бледнея, как цветок, склонившийся над бездной,
Колеблясь, как тростник над омутом реки,
Больная дремлет мысль, покинув мир надзвездный,
	В предчувствии страданья и тоски.

Бегут часы, бегут. И борются над нами,
И вьются, и скользят без шума и следа, –
О божество мое с восточными очами, –
	Два призрака: Навек и Никогда.

 * * *

Нет, не совсем несчастна я, – о нет!
За все, за все, – за гордость обладанья
Венцом из ярких звезд, – за целый свет
Не отдала бы я мои страданья.
Нет, не совсем несчастна я, поверь:
Лишь захочу – и рушатся преграды,
И в странный мир мучительной отрады
Откроется таинственная дверь.
Пусть я томлюсь и плачу от томленья,
Пусть я больна от страсти и любви,
Но ты меня несчастной не зови,
Я счастлива в безумии забвенья!

	Не вечен день; я не всегда одна.
	Оно блеснет, желанное мгновенье,
	Блаженная настанет тишина, –
	И будет мрак. И будет царство сна.
	И вот, клубясь, задвигаются тени…
	То будет ли в мечтаньях иль во сне,
	Но ты придешь, но ты придешь ко мне,
	Чтоб целовать мои колени,
	Чтоб замирать в блаженной тишине.

	О, пусть несет мне грустный час рассвета
	Все униженья мстительного дня.
	Пусть ни единый луч привета
	В твоих очах не вспыхнет для меня. –
	Воскреснет мир колеблющихся теней,
	И призрак твой из сонма привидений
	Я вызову, тоскуя и любя,
	Чтоб выпить чашу горьких наслаждений
	Вдвоем с тобой, далеко от тебя.

Ср. стих. Бальмонта «Из-за дальних морей...»

 * * *

Зимнее солнце свершило серебряный путь.
Счастлив – кто может на милой груди отдохнуть.
Звезды по снегу рассыпали свет голубой.
	Счастлив – кто будет с тобой.

Месяц, бледнея, ревниво взглянул и угас.
Счастлив – кто дремлет под взором властительных глаз.
Если томиться я буду и плакать во сне,
	Вспомнишь ли ты обо мне?

Полночь безмолвна, и Млечный раскинулся Путь.
Счастлив – кто может в любимые очи взглянуть,
Глубже взглянуть, и отдаться их властной судьбе.
	Счастлив – кто близок тебе.

Отклик на стих. Бальмонта «Мертвые корабли».

 * * *

Не мучь меня, когда, во тьме рожденный,
Восходит день в сиянии весны,
Когда шуршат в листве непробужденной
	Предутренние сны.

Не мучь меня, когда молчат надежды
И для борьбы нет сил в моей груди,
И я твержу, смежив в томленье вежды:
	Приди, приди, приди!

Не мучь меня, когда лазурь темнеет,
Леса шумят – и близится гроза;
Когда упасть с моих ресниц не смеет
	И очи жжет слеза.

Когда я жду в безрадостном раздумье,
Кляну тебя – и призываю вновь.
Не мучь меня, когда я вся – безумье,
	Когда я вся – любовь.

 * * *

Я люблю тебя, как море любит солнечный восход,
Как нарцисс, к воде склоненный,
			– блеск и холод сонных вод.
Я люблю тебя, как звезды любят месяц золотой,
Как поэт – свое созданье, вознесенное мечтой,
Я люблю тебя, как пламя – однодневки мотыльки,
От любви изнемогая, изнывая от тоски.
Я люблю тебя, как любит звонкий ветер камыши,
Я люблю тебя всей волей, всеми струнами души.
Я люблю тебя как любят неразгаданные сны:
Больше солнца, больше счастья, больше жизни и весны.

Ср. стих. Бальмонта «Страна неволи»,